Вопросы стратегического управления по-прежнему решаются одной 

гендерной группой

Проявляется ли неравенство между представителями различных гендерных групп в сфере науки? 
Как эволюционировали мнения о женщине-ученом? 
Влияет ли гендерная принадлежность на процесс и результаты научного исследования? 
На эти вопросы ответила специалист по философии и методологии гендерных исследований, 
доцент Новосибирского государственного университета, кандидат философских наук 
Татьяна Владимировна Барчунова.
Татьяна Барчунова


– К сожалению, в отечественной науке проводится слишком мало исследований, чтобы можно было на основании знакомства с публикациями дать однозначные ответы на эти вопросы. Но радует возникновение интереса к этим темам. Я сама не занимаюсь гендерными отношениями в научных коллективах и гендерными аспектами существования науки как социального института, хотя, на мой взгляд, это очень актуальная проблематика. То, что я скажу, вероятно, не будет существенно отличаться от мнения любого другого человека, который живет в научной среде и занимается другими вопросами гендерной системы.


Прежде чем коснуться собственно вопроса о гендерных отношениях в науке, имеет смысл дать определение гендера. Гендер (или гендерная система) – это система социальных отношений, ядром которых являются отношения в сфере репродукции. Другой существенный параметр гендерных отношений – это отношения власти и способы символического представления этой власти. То есть нельзя приравнивать гендерный анализ к анализу положения женщин и их дискриминации мужчинами, как это часто делается, хотя исторически гендерные исследования начались именно с проблематизации гендерного порядка, дискриминирующего женщин. Женщины могут угнетать других женщин и мужчин, а мужчины могут дискриминировать не только женщин, но и других мужчин. Гендерная система – это не просто подавление одной гендерной группы другой. Женщины, например, не только являются объектами дискриминации по половому признаку (сексизма), но и сами могут поддерживать сексистскую систему. Гендер проявляется во множестве социальных практик, которые ограничивают поведение человека в зависимости от того, к какой гендерной группе он принадлежит. Эта система не менее жестко ограничивает поведение мужчин, чем женщин. Более того, она очень консервативна. Простой пример. Женщина, научный сотрудник, может носить брюки (хотя это допускалось не всегда), может пользоваться значительной свободой в своем гардеробе, а мужчина по-прежнему серьезно ограничен в своем гендерном дисплее. Несмотря на свою консервативность, эта система все-таки меняется. И в нашем контексте, насколько я понимаю, меняется в основном за счет индивидуальных практик, которые становятся массовидными, а не за счет политики науки как социального института.

На функционирование социального института или организации влияет их гендерный состав, бытующие в данной среде стереотипы (скажем, стереотип о более высокой интуиции у женщин), формальная политика (государственная и на уровне самого института) и индивидуальные практики, которые могут быть напрямую не связаны с самим институтом (скажем, использование аспирантуры для получения отсрочки от армии). 

Что касается гендерного аспекта функционирования СО РАН  (то есть власти в сфере науки как социального института), то, на мой взгляд, на этом макроуровне мало что изменилось. В СО АН СССР томский Институт химии нефти, Центральный Сибирский ботанический сад в новосибирском Академгородке некоторое время возглавляли женщины, а в Якутске женщина была директором Института языка, литературы и истории. Сейчас я знаю двух директоров-женщин – новосибирского Института филологии СО РАН и того же Института химии нефти. То есть вопросы стратегического управления по-прежнему решаются одной гендерной группой. Причем сейчас уже известно, что женщины прекрасно справляются с управлением и высокими академическими позициями и способствуют формированию социально ориентированной политики, как, например, показывает опыт Скандинавских стран. А социально ориентированная политика чрезвычайно важна для обеспечения работы современного ученого, так как современные люди уже или не хотят или не могут жить только за счет реализации своего когнитивного инстинкта. Они нуждаются в комфорте и развитой инфраструктуре. Еще Софья Ковалевская в своей автобиографии писала, что когда она вернулась в Россию, то условия ее работы не позволяли ей работать продуктивно. 

Что же касается микроуровня, то есть связи между построением научной карьеры и репродуктивными практиками, то здесь имеются явные, видные невооруженным глазом изменения, которые, насколько я знаю, не связаны с политикой гендерного равенства государственного института науки. Мне не известны документы Российской академии наук (что не означает, что их нет), которые бы специфицировали гендерную политику. Стоит упомянуть некоторые из этих изменений.  

Во-первых, научный сотрудник сегодня может черпать ресурсы не только из бюджета, но и из специальных фондов, программ, которые стимулируют в частности молодежь. У некоторых частных зарубежных фондов есть политика поддержки молодых женщин, некоторых этнических групп, что выравнивает возможности и расширяет диапазон академической мобильности.

За счет этих программ происходит также существенное расширение проблематики социальных наук, в частности, развитие гендерных исследований. Сейчас найдется не так много социальных исследователей, которые бы рискнули в своей научной работе абстрагироваться от гендерных отношений.

Практически в любую актуальную тему: миграция и межэтнические контакты, потребление и досуг, функционирование неформальных социальных сетей и формальных институтов, бедность и богатство, общественные движения и государство, мораль и религиозность, деструктивное поведение и аддикции, глобализация и глокализация, – вводится гендерный аспект.

 

Крупнейшие социальные исследователи современности З. Бауман, П. Бурдье, Э. Гидденс, И. Гофман исследовали гендеризацию социальных практик. В мире выходят сотни периодических изданий, отражающих текущее состояние гендерных исследований в экономике, политической теории, истории науки и философии, психологии, социологии, социальной антропологии. Причем, это не обязательно специализированные журналы, выпускаемые сообществом гендерных исследователей, а журналы широкого гуманитарного профиля. Введение гендерного аспекта позволило пересмотреть некоторые старые результаты социальных наук. Например, оказалось, что расчеты бюджета времени, произведенные без учета гендерной компонеты, не могут быть верными. 

Развитие гендерных исследований способствует демократизации института науки, так как привлекает в социальные исследования людей, обладающих самым разным гендерным опытом. Анонимное диалоговое общение с объектами исследования через Интернет помогает получать сведения, которые было бы трудно получить в личном общении с респондентами и при включенном наблюдении. Поэтому я считаю, что исследование гендерных аспектов функционирования такого социального института как наука можно было бы вести с помощью Интернета.  

Во-вторых, в последние годы изменились индивидуальные жизненные стратегии, в частности, репродуктивное поведение, понимаемое не просто как зачатие и рождение ребенка, но и как процесс ухода и воспитания. А они не могут не влиять на научную карьеру мужчин и женщин. Откладывается рождение первого ребенка, отодвигается время заключения брака, изменяется институт отцовства и институт бабушки. В советское время воспитание и уход за ребенком в раннем детстве осуществлялись главным образом матерью и/или бабушкой, даже при наличии детского сада. Сейчас отцы (насколько я могу судить как наблюдатель и по литературе) больше участвуют в воспитании детей. Участие отца в родах, прогулки отцов с детьми – это социально одобряемое поведение, свидетельствующее о социальной компетенции человека. На место института бабушки приходит институт наемной няни, в качестве которой может выступать чья-то интеллигентная и образованная бабушка.

Услуги по уходу за ребенком коммерциализируются и переносятся в плоскость формального контракта. Меняется и отношение к материнству. Не в последнюю очередь за счет коммерциализации репродукции.

Например, в Советское время было принято скрывать беременность, сейчас беременность экспонируется. Существует соответствующая мода, которая поддерживается рынком – рекламой, публикациями в глянцевых журналах. Определенную роль в изменении отношения к материнству играет и государственная демографическая политика, которая, к сожалению, мало что меняет в создании благоприятной среды для женщины с ребенком.

Для сравнения приведу пример университета Билефельда (Германия), где я была этим летом. В туалетных комнатах есть столы для пеленания ребенка, перед главным корпусом есть специальная усиленно освещенная автомобильная стоянка для женщин. Везде, где есть лестницы, есть и лифт, куда помещается коляска, входы в здание оборудованы пандусами. Университет предлагает самую разную помощь по уходу за детьми как для студентов, так и для сотрудников. Рядом с одним из корпусов расположена простая, но удобно оборудованная детская площадка. В нескольких местах университета есть комнаты для грудного вскармливания, комнаты для родителей с детьми, где ребенок может поиграть и отдохнуть. Обеспечение благоприятной среды для родителей с детьми является важнейшим компонентом социальной политики университета. В Германии в каждом университете есть консультант по вопросам равенства возможностей и положения женщин.  

В-третьих, в последнее время происходит изменение гендерного состава научных кадров, вызванное изменением отношения к науке как к сфере занятости.

Наука, как мы все знаем, уступает бизнесу как менее престижная область. И, как это бывает в таких случаях, происходит феминизация социального института. Как влияет такая феминизация на гендерные отношения и гендерную политику, я не знаю. Но не исключаю, что стремление сохранить молодых мужчин в науке может в условиях конкуренции приводить к усилению дискриминации по половому признаку и гендерной напряженности.

Что же касается психологических особенностей представителей разных гендерных групп и влияния этих особенностей на творческие процессы, то на эту тему проводится довольно много исследований. Наиболее влиятельные журналы на Западе (например, «Психологический бюллетень» (Psychological Bulletin)) помещают не только результаты первичных исследований, но и метааналитики, авторы которых пытаются сводить в единое результаты десятков исследований, проводившихся в разное время и разными исследовательскими группами. Различия между полами уже давно не исследуются в изоляции от других социальных параметров – возраста, образования, этнической принадлежности, и однозначных соответствий между уровнем и характером креативности и гендерной идентичностью не установлено. Помимо социальных параметров испытуемых (как правило, это лабораторные исследования), вводятся параметры самого наблюдателя и предпринимаются попытки установить, как социальные характеристики наблюдателя влияют на оценку результатов наблюдения. Ученые исследуют разные параметры мыслительной деятельности: восприятие пространства, времени. Скажем, изучая восприятие пространства, то есть расположения предметов в пространстве, они пытаются определить, как человек осуществляет мысленное вращение предмета. Психологи и когнитологи пытаются оценить, как ведет себя человек, когда ему предъявляется индивидуальное интеллектуальное задание, а как он ведет себя, когда ему нужно работать в группе. Эти исследования сопряжены с массой методологических проблем, в том числе традиционных для экспериментального анализа, типа валидности экспериментальных данных, полученных в условиях лаборатории, определения типов интеллектуальной деятельности, которую можно регистрировать с помощью соответствующего оборудования. Об однозначных корреляциях между когнитивными способностями и полом мне не известно, тем более, что и идентификация половой принадлежности в этих исследованиях – тоже на такой простой вопрос.  

Софья Ковалевская училась математике частным образом, она не могла защититься в России и представляла свою диссертацию в Германии. С тех пор в наших образовании и науке многое изменилось и будет меняться. Неплохо было бы, чтобы социология организаций и социальная антропология исследовали эти изменения и могли давать рекомендации тем, кто занят в сфере управления наукой.

by AleksanDerSt.Rud 2019M17