Дети, как и взрослые, включены в общество, в котором властные позиции принадлежат мужчине. Мужское господство – явное или приписанное – означает не только мужское превосходство в смысле силы и власти по отношению к женщине, но и противоположность женщине.
Когда мы говорим своему ребенку
«хороший мальчик», мы не просто хвалим его за хорошее поведение, но и
подчеркиваем возраст, пол, а также соответствие существующим нормативам. Эта
лингвистическая форма – не просто слова, а определенный подход, в котором есть
ребенок, взрослый, детское поведение, заслуживающее похвалы, потому что оно
соответствует мужскому гендеру.
Мальчик слушает и понимает, что это
не просто наша оценка его действия, но улавливает черты мужского, которые
подчеркиваются нами как правильные. Принятие социальной позиции – мужской или
женской – это еще и психологический процесс. Восприятие своего тела, отношение к
нему как женскому или мужскому занимает здесь ведущее место. Самым важным
гендерным маркером, т.е знаком, позволяющим определить половую принадлежность,
является одежда и прическа.
Первоначально это полностью находится
в руках родителей, именно они стараются формировать базовые представления о
надлежащей полу внешности. У каждого в памяти наверняка есть одна или несколько
историй о том, как тяжело и сложно переживались в детстве моменты гендерного
сбоя (несоответствия). «Какая у вас красивая девочка! – Но это сын! – Да? А
выглядит, как девочка!» Или, например, девочка, одетая в спортивный костюм, сталкивается
с тем, что ее принимают за мальчика. Она замечает, что взрослые не только
огорчаются, но и сердятся, когда не могут сразу разобраться, кто она есть.
Если же она не хочет носить платье,
то ей приходится придумывать какие-то прически или применять косметику, чтобы, не
изменяя привычек, не вызывать агрессии. По наблюдению ученых, занимающихся
детством, платье занимает центральное место в том, как мальчики определяют
девочек. Отмечаются также различия в пластике девочек и мальчиков: мальчики держатся
более свободно, чем девочки, принимая доминирующие в пространстве позы.
Девочки, проявляющие пластическую свободу, оцениваются и мальчиками, и другими
девочками как сексуальные провокаторы и «доступные». Несмотря на
распространение стиля «унисекс», юбки и брюки остаются важными внешними признаками
гендерного распознавания. В определенном смысле это больше, чем просто одежда.
Это – культурные коды. Они не только конструируют и сексуализируют девочек, они
могут действовать как важный маркер (определитель) маскулинного и феминного
способа/образа жизни.
При этом перевернутое использование
юбок и платья, например в контексте культур, где это является мужским кодом
(например, в Шотландии или Индии), принципиально не меняет этой установки. Юбка
и платье, которые надевает мужчина, ничуть не подрывают его гендерную
идентичность, а воспринимаются как пусть и экзотическое, но прямое
доказательство мужественности (как, впрочем, и длинные волосы), тогда как
постоянное ношение брюк женщинами, если они не стилизованы особым образом, как
и «мужская» стрижка, продолжают восприниматься, пусть и не столь значимо, как
прежде, но все_таки как вызов своей феминности. Еще один культурный код связан
с особым публичным поведением мальчиков и девочек.
Так, ученые обратили внимание на то,
как происходит демонстрация феминности и маскулинности в спортивных состязаниях.
Для девочек характерна тактика «сдерживаемой интенсивности», которая связана с
привычкой видеть себя в первую очередь в качестве объекта другого
(мужского/мальчикового) взгляда и стремлением показать свою «хрупкость»,
слабость, подчас в ущерб реальным возможностям. Чем более девочка воспринимает
свой статус как феминный, тем больше она воспринимает свое тело как хрупкое и
немобильное, и тем больше она научается его сдерживать.
Девочка в большей или меньшей степени
с раннего детства начинает проживать свое тело как объект: быть «настоящей»
женщиной – это жить с постоянным ощущением того, что ты будешь предметом
взгляда/рассматривания, и того, что в фокусе внимания будет твое тело.
Следовательно, нужно научиться презентовать себя как потенциальный объект для
манипуляций другого субъекта, а не проявлять активность и выражать собственные
стремления.
Культивирование в модельном бизнесе в
качестве единственного эталона стандартизированного женского тела (90–60–90)
порождает у растущих девочек, тело которых не соответствует этим нормативам,
глубокие психологические переживания и даже травмы. Поддерживать «естественные»
гендерные требования –значит занять удобную позицию и избежать нареканий в
«уродстве».
Далеко не все современные подростки
соответствуют этим требованиям. Однако тем, кто однажды телесно, эмоционально и
сознательно воспринял образцы доминирующих/подчиненных форм гендерных
отношений, невероятно трудно представить себе, а тем более практиковать, какие-то
альтернативные формы. Сила гендерных стереотипов в том, что они, будучи
поддерживаемы большинством, маскируются под бесспорные факты, не требующие
доказательств. Поэтому выбор других стратегий поведения, не согласующихся с
доминантной (мужской) и подчиненной (женской) моделью демонстрации гендера,
может быть расценен не только окружением, но и самим человеком не просто как
«неправильный», а как аморальный.
Если ребенку/подростку даются
сигналы, что его/ее гендер не узнаваем, это может ощущаться им/ей не просто как
не та одежда/прическа/поведение, а как моральное пятно, «ошибка природы»,
уродство. Для доказательства существования половой/гендерной дихотомии
ссылаются на качественные различия между мальчиковой/мужской и девичьей
/женской культурами. Мальчики собираются в большие группы, объединяются по
принципам иерархии, соревновательности, спорта, «приколов» и агрессивности.
Девочки стремятся к поддержанию атмосферы «лучших друзей», ориентированы на
кооперацию, а не соревновательность, в большей степени ценят эмоциональность,
предпочитают демонстрировать «хорошее, правильное» поведение.
Все эти рассуждения выглядят слишком
стереотипно, на самом деле мир детей более сложен, подвижен и текуч. Почему же
всех девочек нужно непременно сравнивать со всеми мальчиками? Ведь это
преувеличивает гендерные различия, не учитывая вариаций внутри одного гендера
(между мальчиками и мальчиками и между девочками и девочками), которые зависят
от статуса родителей, национальных особенностей и т.п.
Начиная с шестого-седьмого класса отношения
детей/подростков внутри своих компаний становятся иерархичными – как у
мальчиков, так и у девочек. Иерархии могут строиться по разным основаниям, где
в качестве успешной маскулинности и феминности могут выступать разные типы.
Внутригендерные различия могут оказаться более значимыми, чем межгендерные. Но,
к сожалению, эти различия теряются, когда их начинают оценивать с помощью
бинарного языка «мальчики против девочек». В этом также проявляется власть
гендерной идеологии.
